Что Николай "лишился места",
Мы знали все без манифеста,
Но все ж, чтоб не было неясности,
Предать необходимо гласности
Для "кандидатов" всех ответ,
Что "места" тоже больше нет.
"Твердыня власти роковой".
А. С. Пушкин (о Петропавловской крепости).
"Власть" тосковала по "твердыне",
"Твердыня" плакала по "власти".
К довольству общему, — отныне
В одно слилися обе части.
Всяк справедливостью утешен:
"Власть" в подходящей обстановке.
Какое зрелище: повешен
Палач на собственной веревке!
"Раскрасавица ты, моя райская птаха! —
Улещала молодку Лукерьюшку сваха. —
И откуда набралась ты вольного духу?
Вот послушай старуху!
Все добра вить тебе я желаю:
Воротись к своему Миколаю!
Повинися: "Сошла, мол, с ума, —
И невесть, мол, с чего колобродила!"
Где же видано, а? чтобы баба сама
Вдруг собой верховодила? —
Заскрипела старуха опять, в угол глядя: —
Миколаев не люб тебе Дядя?
Али братец его Михаил
Молодаечке мил?
Не? Не вышел, пожалуй, он рылом.
Ну, сойдися с Кириллом!
Не? Постой, что я, старая, тут надурила!
Нету краше на свете, чем брат у Кирилла,
Сущий мед, мармелад, барбарис,
Как? Не люб и Борис?
Вот изволь на тебя угадай-ка.
Разыскалась, гляди ты, какая княжна.
Да какого ж тебе еще надо рожна,
Молодайка?"
Молодайка старухе ответила,
Что ответила — сваха не сметила.
Но, очухавшись кой-как за дверью,
Баба долго бранила Лукерью:
"Угостила… А я ей желала добра!..
Как еще не сломала ребра!"
Лишась последнего стыда,
Старайтесь, господа! Старайтесь, господа!
Вы, дескать, хороши, а мы куда как худы.
Пытайтесь нас разить предательской рукой.
Пусть позавидуют умелости такой
Нас предававшие — еще до вас — Иуды.
Те предавали нас за мелочь, за гроши,
Ведя на нас со всех сторон охоту.
Но вы… вы опытней! Большие барыши
Вас ждут за гнусную работу!
"Земляк!.. Слышь? А земляк! —
Кричал Сурку Хомяк. —
С чего ты мечешься день целый,
Как ошалелый:
Туда-сюда, туда-сюда…
Как будто за тобой погоня?"
"Ой, — засвистал Сурок, — тут верная беда.
Ведь мужики-то…"
"Ну?"
"Вот нукнешь, чертов соня,
Когда кругом начнут помещиков палить!"
"Помещиков? И пусть! Тебе ж чего скулить?"
"Окстись! Начнут панами,
А кончат нами!"
"Постой. У бар и мужиков,
Я чай, война спокон веков.
Отцы их грызлися и деды.
А нам за что терпеть-то беды?"
"За что? Видали дурака?! —
Накинулся Сурок на Хомяка. —
Да мы-то что ж для мужика?
Друзья-приятели?.. Чай, те же дармоеды!"
Всю речь я собственно, друзья, к чему веду?
Сурок предчувствовал помещичью беду
И бил не попусту тревогу:
Кой-что случилось, слава богу!
Но дни теперь уже не те,
Чтоб снова прибегать к разгрому и поджогу
Пришлося сельской бедноте.
Слов нет, помещики — зловреднейшее племя.
Однакож гнезда их палить — прошло уж время
Всем ясно: кончено их барское житье.
И мужикам не грех план изменить бы малость
Чтоб не брала их после жалость.
Что изничтожили… свое!
Ка-дет дрожит, как в бурю лист,
Ка-дет наводит новый глянец:
Вчера лишь был он монархист,
Сегодня он "республиканец".
Кадеты — сколько там "голов"!
Каких от них не слышишь слов!
Посовещались полнедельки,
В программе краску навели,
Тут поскребли, там подмели…
А как коснулося земельки —
Давай выкручивать петельки!
Со всех сторон на нас поход:
Слились буржуи в злобном вое.
Пусть знает трудовой народ,
Что всех насильников-господ
Задела "Правда" за живое!
В чем сказалась перемена
Нам со строем новым? —
В дружбе сэра Бьюкенена
С сэром Милюковым.
Где один нас приутюжит,
Там другой пригладит.
А народ сидит да тужит:
"Агличанка гадит!"
Товарищи, мы видели вчера:
В перчатках лайковых кадеты,
Офицера и юнкера