Расчет-то хорош,
Да цена ему грош.
Вслед за царем Николаем
Денег давать не желаем.
Пусть вносят червонцы
Царь да оборонцы!
Иван Заводской.
А у Солдата Яшки
Ни штанов, ни рубашки:
Одни остались клочья.
Ничем не могу помочь я!
Солдат Яшка.
Несколько лежащих перед нами номеров газеты "Рабочий и солдат" с совершение очевидностью свидетельствуют, что большевики-ленинцы не только ничему не на учились и ничего не позабыли, но действуют еще более безответственно.
("Рабочая газета", 3 августа.)
Как у нас, братцы, в полку
Ходит барыня в шелку.
Она ходит, ходит, ходит,
Разговоры с нами водит.
Что ни скажет, как споет,
Да газету нам сует:
"Вот "Рабочая газета",
В ней найдете два ответа:
Почему война важна?
Для кого она нужна?"
Чисто барыня одета,
Хороша ее газета,
И умна и хороша,
А не тянет к ней душа.
Прибегает к нам девчонка,
На ней рваная юбчонка, —
Уж известно, беднота,
С нею песенка не та.
Окружат солдаты Пашу:
"Принесла газету нашу?!"
"Вот "Рабочий и солдат"!"
Рвут газету нарасхват.
Идет барыня сторонкой,
Ее кличут "оборонкой".
Ой ты, барыня-мадам,
Шла б ты лучше к господам.
Подноси газету барам:
Нам ее не надо даром!
"Рабочим надо привыкать к мысли
необходимости голода и холода".
(Из речи на Демократическом совещании
представителя русской кооперации г. Берненгейм
И к холоду и к голоду
Мы все привыкли смолоду.
Но ты, дружок, не умолчи:
К чему привыкли богачи?
Все до конца раскрой кавычки,
Кооператорный герой,
Да заодно уж нам открой:
Какой же это "новый строй",
Раз будут "старые привычки"?!
Нет, эта песенка стара.
Мы этой песне знаем "пробу".
"Буржуи! Трудно скрыть вам злобу.
Не нам, а вам пришла пора
"Переучать свою утробу!"
Мужик Вредный.
Нам холод-голод нипочем:
Мы их разделим с богачом!
За это с нами он поделит все достатки.
("Поделит" после доброй схватки!)
Иван Заводской.
"Кооператоры". Их вывод — неминуем:
Кооперация с буржуем.
Шило.
Пою. Но разве я "пою"?
Мой голос огрубел в бою,
И стих мой… блеску нет в его простом наряде.
Не на сверкающей эстраде
Пред "чистой публикой", восторженно-немой,
И не под скрипок стон чарующе-напевный
Я возвышаю голос мой —
Глухой, надтреснутый, насмешливый и гневный.
Наследья тяжкого неся проклятый груз,
Я не служитель муз:
Мой твердый, четкий стих — мой подвиг ежедневный.
Родной народ, страдалец трудовой,
Мне важен суд лишь твой,
Ты мне один судья прямой, нелицемерный,
Ты, чьих надежд и дум я — выразитель верный,
Ты, темных чьих углов я — "пес сторожевой"!
Отец, как водится, был злостным воротилой,
Но не таков
Обычай нынче у сынков:
Там, где им взять нельзя ни окриком, ни силой,
Они берут улыбкой милой
И ласковым словцом.
Встречаться мне пришлось в деревне с молодцом.
Шла про него молва в народе:
"Михал Иваныч-то!.. Богач, помещик вроде, —
Какая разница меж тем, гляди, с отцом.
Как распинается за бедноту на сходе!
"Мы, братцы, — грит, — одна семья…
Как, значит, вы да, значит, я…"
Не разобрать хотя, что "значит", —
Заика, видишь ли, с суконным языком!
Но видно, что скорбит: в грудь тычет кулаком
И горько плачет!
"Бог с ним, что не речист: была бы голова!" —
Такая шла молва.
И никому-то мысль в башку не приходила,
Что сын пошел в отца: такой же воротила,
Да только что дела ведет на лад иной.
Где? — За народною спиной.
Сойдутся, снюхавшись, добряк Михал Иваныч
Да Черт Степаныч,
Мошна с мошной,
Да толковать почнут, кого где можно скушать.
Вот тут бы нашего заику и послушать:
Скупой сначала на слова,
Кряхтит он, охает, вздыхает… Но едва
Запахнет жареною коркой,
Заика речь ведет — что чистый жемчуг льет,
Не говорит, подлец: поет!
Не как-нибудь: скороговоркой!
Друзья! Скажу вам напрямик:
Держитесь за сто верст от "социал-заик",
Их развелася нынче-стая.
Но распознать их — вещь простая.
Высоких нот они — зарежьте — не берут,
А и затянут, так соврут.
С доподлинным борцом блистая внешним сходством.
Иной из этаких господ юлит-юлит.
Но вы узнаете, где у него болит,
Когда он заскулит с поддельным благородством:
"Тов…арищи! В борь…бе все ль средства… хор…оши?
Ну…ну… к чему… н…алог на б…ары…ары…ши?"
И…и…з…ачем контр…оль…н…ад пр…оиз…оиз…