1918 г.
"Сегодняшним приказом градоначальника в третий раз подвергнут штрафу в 600 рублей с заменой арестом на три месяца редактор рабочей газеты "Путь правды" К. Н. Морозов за помещение в газете объявления о сборе пожертвований на цели, противные государственному порядку и общественному спокойствию".
("Новое время", 28 апр.)
Бысть "Правде" трижды глас с высот:
"Пятьсот!" — "Пятьсот!" — "Пятьсот!"
Редактор "Пути правды" вновь оштрафован на 500 рублей.
(Из газеты.)
Бысть глас в четвертый раз с высот:
"Вноси еще пятьсот!"
Подмяв под голову пеньку,
Рад первомайскому деньку,
Батрак Лука дремал на солнцепеке.
"Лука, — будил его хозяин, — а Лука!
Ты что ж? Всерьез? Аль так, валяешь дурака?
С чего те вздумалось валяться, лежебоке?
Ну, полежал и будет. Ась?
Молчишь. Оглох ты, что ли?
Ой, парень, взял себе ты, вижу, много воли.
Ты думаешь, что я не подглядел вчерась,
Какую прятал ты листовку?
Опять из города! Опять про забастовку?
Все голь фабричная… У, распроклятый сброд…
Деревня им нужна… Мутить простой народ…
"Ма-ев-ка!" Знаем мы маевку.
За что я к пасхе-то купил тебе поддевку?
За что?.. Эх, брат Лука!..
Эх, милый, не дури… Одумайся… пока…
Добром прошу… Потом ужо не жди поблажки…
Попробуешь, скотина, каталажки!
До стражника подать рукой!"
Тут что-то сделалось с Лукой.
Вскочил, побагровел. Глаза горят, как свечи,
"Хозяин! — вымолвил: — Запомни… этот… май!.. —
И, сжавши кулаки и разминая плечи,
Прибавил яростно: — Слышь? Лучше не замай!!"
Столкнувшись с кем-то в темноте,
"Ой! — взвыл слепой от боли. —
Ну, люди! Прямо скот, ей-богу, на скоте!
Фонарь-то я ношу для развлеченья, что ли?"
"Фонарь? — слепому был ответ. —
Но где ж фонарь? Его и нет.
Ан есть! Но кто ж его приметит:
Ведь ты не видишь сам, что твой фонарь — не светит!"
Я басню разъяснять не стану. Дело в том,
Что в восемь строк она вместилась вся удобно, —
А ежли смысл ее растолковать подробно,
Напишешь целый том!
В свободной Турции, в счастливом вилайете
Был Представительный совет,
И председателем в совете
Был… был… Каких лишь нет
Имен на свете:
И вспомнить сразу-то нельзя!
Не то Абу, не то Али-Родзя!
Персоной, как-никак, считаяся большою,
Он тем не менее перед любым пашою
И особливо пред вали
Едва не падал до земли.
Но заглянули б вы в совет, — клянусь Аллахом, —
Здесь выглядел Али
По меньшей мере падишахом:
Всем, грудью кто стоял за трудовой народ,
Умел закрыть он рот:
"Что?.. Власть грабителей?!. Что?! Райя встать готова?!
Лишаю слова!!"
Но вслед за первым храбрецом
Шли новые бойцы за черный люд, — и снова
С перекосившимся лицом
Али вопил: "Лишаю слова!!"
Порой же, действуя и круче и скорей,
Он очищал совет совсем от "бунтарей".
Оставшись с теми, с кем он был в общеньях тесных,
Зане они себя вели, — ах, как вели! —
Восторженно глаза закатывал Али:
"Как хорошо средь… бессловесных!!"
"Друг, Купидошечка! — любезничал с утра
С ищейкой унтер Пришибеев. —
И как же ловко ты вчера
Разнюхал сходочку вот этих вот… злодеев!
Спасибо! Поддержал!
За расторопность — на… съешь шоколадцу плитку!"
Пес беспокоился, чего-то все визжал
И носом тыкался в калитку.
"Так… понимаем, брат: к собачкам погулять?
Ну, неча хвостиком вилять!
Айда! Да не сгрызись, гляди, со сворой злою!"
Помчался Купидон на улицу стрелою,
А через часика примерно через два
Едва-едва
Назад волочит ноги.
"Ой, батюшки. Хорошие итоги!"
У Пришибеева остыло все в груди:
"Иди сюда, иди.
Скажи, как дело было?
Вишь: хвост повис уныло,
И слезы льют из глаз…
Ужли отказ?!
Пренебрегли такой особой!
К ищейке, стало быть, прониклись лютой злобой?
Вот так-то и со мной бывает всякий раз,
И никакой тебе приятности житейской!
Облают — слова не скажи.
Вот после этого служи
На службе полицейской!"
Жил барин, сыто жил, богато,
Как жили бары все когда-то.
Поместье у него — ну, прямо сущий рай,
Добра, достатка — через край:
И справа всякая, и живность, и товары,
И хлеба полные амбары —
Да ко всему
Тому
Две мельницы: на горке — ветряная,
На речке — водяная,
Да кузница — считай, завод!